Неточные совпадения
Наконец он сел
на землю, в тени, и начал что-то
чертить палочкой
на песке.
Рассказы и болтовня среди собравшейся толпы, лениво отдыхавшей
на земле, часто так были смешны и дышали такою силою живого рассказа, что нужно было иметь всю хладнокровную наружность запорожца, чтобы сохранять неподвижное выражение лица, не моргнув даже усом, — резкая
черта, которою отличается доныне от других братьев своих южный россиянин.
— Ну, накинем еще два шага. — Базаров провел носком сапога
черту по
земле. — Вот и барьер. А кстати:
на сколько шагов каждому из нас от барьера отойти? Это тоже важный вопрос. Вчера об этом не было дискуссии.
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, — в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете лесом или — все равно — полем, ночь, темнота,
на земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да —
черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот —
чертей выдумали, а верят, что они есть.
— Если — мало, сходите в сарай, там до
черта всякой дряни! Книжный шкаф есть, клавесины. Цветов хотите? У меня во флигеле множество их,
землей пахнет, как
на кладбище.
— Во сне сколько ни ешь — сыт не будешь, а ты — во сне онучи жуешь. Какие мы хозяева
на земле? Мой сын, студент второго курса, в хозяйстве понимает больше нас. Теперь, брат, живут по жидовской науке политической экономии, ее даже девчонки учат. Продавай все и — едем! Там деньги сделать можно, а здесь — жиды, Варавки,
черт знает что… Продавай…
—
На кой
черт надо помнить это? — Он выхватил из пазухи гранки и высоко взмахнул ими. — Здесь идет речь не о временном союзе с буржуазией, а о полной, безоговорочной сдаче ей всех позиций критически мыслящей разночинной интеллигенции, — вот как понимает эту штуку рабочий, приятель мой, эсдек, большевичок… Дунаев. Правильно понимает. «Буржуазия, говорит, свое взяла, у нее конституция есть, а — что выиграла демократия, служилая интеллигенция? Место приказчика у купцов?» Это — «соль
земли» в приказчики?
И только мы их и видели! Лошади подхватили, телега загремела в гору, вот еще раз мелькнула она
на темной
черте, отделявшей
землю от неба, завалилась и пропала.
Тогда я влез
на большое дерево, и то, что увидел сверху, вполне совпадало с планом, который старик
начертил мне палочкой
на земле.
Раиса Порфирьевна за ничтожную сумму купила
на выгоне десятин десять
земли, возле самой городской
черты, и устроилась там.
В смуглых
чертах цыгана было что-то злобное, язвительное, низкое и вместе высокомерное: человек, взглянувший
на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть
на земле — виселица.
«
Черт!
черт!» — кричал он без памяти, утрояя силы, и чрез минуту без чувств повалился
на землю.
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и
черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост
на землю, — будешь ты у меня знать подучивать
на грехи добрых людей и честных христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил
на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту
землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки.
Земля славная! и урожай всегда бывал
на диво; но
на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец…
черт знает что такое!
Чертя на песке, они объяснили ему, что
земля,
на которой они живут, есть остров и что остров этот отделяется от материка и Иессо (Японии) проливами.
3) Когда стреляешь в птицу, сидящую
на воде или плотно присевшую
на земле, то надобно целить под нее, то есть в ту
черту, которою соединяется ее тело с водой или
землей.
Он видел отпряженные телеги, видел восьмидесятилетнего Калину, который сидел
на завалинке, грелся
на солнце и
чертил что-то палкой
на земле; видел целое поколение здоровых и кряжистых Калинычей, сновавших взад и вперед; потом переносил свою мысль
на Агнушку,
на Иону, даже
на Анпетова… и никак не мог освободиться от предчувствия.
Здесь же бродили куры и разноцветные петухи, утки и китайские гуси с наростами
на носах; раздирательно кричали цесарки, а великолепный индюк, распустив хвост и
чертя крыльями
землю, надменно и сладострастно кружился вокруг тонкошеих индюшек.
Белый кречет
чертил в небе широкие круги, подымался
на высоту невидимую и подобно молнии стремился
на добычу; но вместо того чтоб опускаться за нею
на землю, Адраган после каждой новой победы опять взмывал кверху и улетал далеко.
Черта между
землей и небом потемнела, поля лежали синие, затянутые мглой, а белые прежде облака — теперь отделялись от туч какие-то рыжие или опаловые, и
на них умирали последние отблески дня, чтобы уступить молчаливой ночи.
Их уже разнимали другие актеры и присудили большинством голосов отдать роль Нецветаеву, не потому, что он был казистее и красивее другого и таким образом лучше бы походил
на барина, а потому, что Нецветаев уверил всех, что он выйдет с тросточкой и будет так ею помахивать и по
земле чертить, как настоящий барин и первейший франт, чего Ваньке Отпетому и не представить, потому настоящих господ он никогда и не видывал.
И в этих размышлениях дьякон не заметил, как прошла ночь и
на небе блеснула бледною янтарного
чертой заря, последняя заря, осеняющая
на земле разрушающийся остаток того, что было слышащим
землю свою и разумевающим ее попом Савелием.
Большинство молчало, пристально глядя
на землю, обрызганную кровью и мозгом, в широкую спину трупа и в лицо беседовавших людей. Казалось, что некоторые усиленно стараются навсегда запомнить все
черты смерти и все речи, вызванные ею.
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом
земля полнится», и притом, может быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря
на строгость своего командира, по секрету кое-что пробалтывал, — то и составилось о нем мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить не любит, что у него ходи по струнке и с тропы не сваливайся, что он солдата не выдаст и, коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья не жди, что слово его крепко, что если пойдет
на ссору, то ему и
черт не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [Двумя последними поговорками, несмотря
на видимую их неопределенность, русский человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
Его радовало видеть, как свободно и грациозно сгибался ее стан, как розовая рубаха, составлявшая всю ее одежду, драпировалась
на груди и вдоль стройных ног; как выпрямлялся ее стан и под ее стянутою рубахой твердо обозначались
черты дышащей груди; как узкая ступня, обутая в красные старые черевики, не переменяя формы, становилась
на землю; как сильные руки, с засученными рукавами, напрягая мускулы, будто сердито бросали лопатой, и как глубокие черные глаза взглядывали иногда
на него.
Несколько дней после того, как Бельтов, недовольный и мучимый каким-то предчувствием и действительным отсутствием жизни в городе, бродил с мрачным видом и с руками, засунутыми в карманы, — в одном из домиков, мимо которых он шел, полный негодования и горечи, он мог бы увидеть тогда, как и теперь, одну из тех успокоивающих, прекрасных семейных картин, которые всеми
чертами доказывают возможность счастия
на земле.
Пустобайка. Сору-то сколько…
черти! Вроде гуляющих, эти дачники… появятся, насорят
на земле — и нет их… А ты после ихнего житья разбирай, подметай… (Громко, с досадой стучит трещоткой и свистит. Кропилкин отвечает свистом. Пустобайка уходит. Калерия выходит и садится под соснами, печальная, задумчивая. Прислушивается к пению, покачивая головой, тихо подпевает. С правой стороны в лесу раздается голос Пустобайки.)
— Окончательно пропадаю, — спокойно согласился сапожник. — Многие обо мне, когда помру, пожалеть должны! — уверенно продолжал он. — Потому — весёлый я человек, люблю людей смешить! Все они: ах да ох, грех да бог, — а я им песенки пою да посмеиваюсь. И
на грош согреши — помрёшь, и
на тысячи — издохнешь, а
черти всех одинаково мучить будут… Надо и весёлому человеку жить
на земле…
— А я им говорю, что они сычи ночные, что они лупоглазые, бельмистые сычи, которым их бельма ничего не дают видеть при Божьем свете! Ночь! Ночь им нужна! Вот тогда, когда из темных нор
на землю выползают колючие ежи, кроты слепые, землеройки, а в сонном воздухе нетопыри шмыгают — тогда им жизнь, тогда им жизнь, канальям!.. И вот же
черт их не возьмет и не поест вместо сардинок!
Боркин. Я вас спрашиваю: рабочим нужно платить или нет? Э, да что с вами говорить!.. (Машет рукой.) Помещики тоже,
черт подери, землевладельцы… Рациональное хозяйство… Тысяча десятин
земли — и ни гроша в кармане… Винный погреб есть, а штопора нет… Возьму вот и продам завтра тройку! Да-с!.. Овес
на корню продал, а завтра возьму и рожь продам. (Шагает по сцене.) Вы думаете, я стану церемониться? Да? Ну, нет-с, не
на такого напали…
На завалине перед избою сидел старик лет шестидесяти; он
чертил по
земле своим подожком и слушал разговоры ямщиков, которые, собравшись в кружок, болтали всякую всячину, не замечая, что проезжий барин может слышать все их слова.
— Видно, брат,
земля голодная — есть нечего. Кабы не голод, так
черт ли кого потащит
на чужую сторону! а посмотри-ка, сколько их к нам наехало: чутьем знают, проклятые, где хлебец есть.
Чертя по утоптанной
земле беленьким посошком, не глядя
на людей, Никита поучал...
Замечательный выдался денек. Побывав
на обходе, я целый день ходил по своим апартаментам (квартира врачу была отведена в шесть комнат, и почему-то двухэтажная — три комнаты вверху, а кухня и три комнаты внизу), свистел из опер, курил, барабанил в окна… А за окнами творилось что-то, мною еще никогда не виданное. Неба не было,
земли тоже. Вертело и крутило белым и косо и криво, вдоль и поперек, словно
черт зубным порошком баловался.
Беспокойным и пытливым умом жаждал он той высшей мудрости, которую Господь имел
на своем пути прежде всех созданий своих искони, от начала, прежде бытия
земли, той мудрости, которая была при нем великой художницей, когда он проводил круговую
черту по лицу бездны.
Да, — ты, одна ты за все это ответить должна, потому что ты так подвернулась, потому что я мерзавец, потому что я самый гадкий, самый смешной, самый мелочной, самый глупый, самый завистливый из всех
на земле червяков, которые вовсе не лучше меня, но которые,
черт знает отчего, никогда не конфузятся; а вот я так всю жизнь от всякой гниды буду щелчки получать — и это моя
черта!
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой
на самой
черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над
землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
— А что хорошо
на этой
земле? Пошел ты к
черту!
— Ну да! Пусть всё скачет к
черту на кулички! Мне было бы приятно, если б
земля вдруг вспыхнула и сгорела или разорвалась бы вдребезги… лишь бы я погиб последний, посмотрев сначала
на других…
Обращение со всеми — материнское… Н-да… Извольте понять: живёшь
на земле, ни один
чёрт даже и плюнуть
на тебя не хочет, не то что зайти иногда и спросить — что, как, и вообще — какая жизнь? по душе она или по душу человеку? А начнёшь умирать — не только не позволяют, но даже в изъян вводят себя. Бараки… вино… два с полтиной бутылка! Неужто нет у людей догадки? Ведь бараки и вино большущих денег стоят. Разве эти самые деньги нельзя
на улучшение жизни употреблять, — каждый год по нескольку?
— А ну вас к
чертям! — свалив его
на землю, весело говорит Алёха. — Разве я боюсь чего? Не из страха говорю, а — время жалко — когда мы их обломаем? Нам самим некогда учиться-то!
Вечерние тени удлинились. Солнце стояло над самой
чертой земли, окрашивая пыль в яркий пурпуровый цвет. Дорога пошла под гору. Далеко
на горизонте показались неясные очертания леса и жилых строений.
Но, рассмотрев его
черты,
Не чуждые той красоты
Невыразимой, но живой,
Которой блеск печальный свой
Мысль неизменная дала,
Где всё, что есть добра и зла
В душе, прикованной к
земле,
Отражено как
на стекле,
Вздохнувши всякий бы сказал,
Что жил он меньше, чем страдал.
Это были листки французских брошюр, почти исключительно произведения польской эмиграции, которые в ярких, поражающих
чертах изображали несчастья польской
земли, стоны польского народа и не скупились
на самые черные краски для обрисовки русских отношений к Польше и русского гнета.
— Он хитер, ух как хитер, — говорил речистый рассказчик, имевший самое высокое мнение о
черте. — Он возвел господа
на крышу и говорит: «видишь всю
землю, я ее всю тебе и отдам, опричь оставлю себе одну Орловскую да Курскую губернии». А господь говорит: «а зачем ты мне Курской да Орловской губернии жалеешь?» А
черт говорит: «это моего тятеньки любимые мужички и моей маменьки приданая вотчина, я их отдать никому не смею»…
— Что его теперь недолюбливать, когда он как колода валяется; а я ему всегда говорил: «Я тебя переживу», вот и пережил. Он еще
на той неделе со мной встретился, аж зубами заскрипел: «Чтоб тебе, говорит, старому
черту, провалиться», а я ему говорю: то-то, мол, и есть, что земля-то твоя, да тебя, изверга, не слушается и меня не принимает.
Грешников давно нет
на земле, м-р Вандергуд, — вы этого не заметили? — а для преступников и, как вы неоднократно выражались, мошенников простой комиссар полиции гораздо страшнее, нежели сам Вельзевул со всем его штабом
чертей.
Прежде всего забудь о твоих любимых волосатых, рогатых и крылатах
чертях, которые дышат огнем, превращают в золото глиняные осколки, а старцев — в обольстительных юношей и, сделав все это и наболтав много пустяков, мгновенно проваливаются сквозь сцену, — и запомни: когда мы хотим прийти
на твою
землю, мы должны вочеловечиться.
И заплакал. Этот старый
черт, все еще пахнущий мехом, этот шут в черном сюртуке, этот пономарь с отвислым носом, совратитель маленьких девочек — заплакал! Но еще хуже то, что, поморгав глазами, заплакал и я, «мудрый, бессмертный, всесильный!». Так плакали мы оба, два прожженных
черта, попавших
на землю, а люди — я счастлив отдать им должное! — с сочувствием смотрели
на наши горькие слезы. Плача и одновременно смеясь, я сказал...
За эти два месяца постоянного пребывания
на чистом воздухе, частых ночевок
на голой
земле ив лесу, в поле, в окопах, иногда залитых водой или в дымной курной крестьянской избе, за время нередких недоеданий и недосыпаний в походе, нежная девичья кожа
на лице и руках Милицы огрубела, потрескалась и потемнела, a синие глаза приняли новое настойчивое, упорное выражение, — сам взгляд их стал похож
на взгляд молодого соколенка, выслеживающего добычу; a первое боевое крещение, первая, a за ней и последующие стычки провели неизгладимую борозду в душе девушки и согнали с лица её всякую женственность, заменив ее настоящей мужской
чертой решимости и отваги.